| мы летаем с тобой между мирами, собирая звёзды в карманы, и они горят ярче, ведь с нами просто не бывает иначе
у сынмина солнце переливается в глазах, будто в политой жемчугом ракушке со дна океана, и весенний, свежий ветер гуляет между прядей мягких волос. у сынмина в солнечном сплетении — тепло, оседающее лёгкой, еле видной глазу неопытному паутиной, и совсем рядом, где-то там же, тревожностью точит свои когти прямо о рёбра изнутри дикий зверь, будто вырваться пытается, но сынмин его сдерживает — снова и снова, каждый раз, будто в первый и последний, и лишь улыбается. ведь все так любят, когда сынмин улыбается, все любят сынмина и говорят, что он — это вечное, душащее, неприятным послевкусием на кончике языка не дающее о себе забыть — милый, а он прекрасно знает, что другим он никому не нужен будет. забудут: как всегда, и глазом не моргнув, будто ничего и не было, будто он ничего не значит. втихую и сам прекрасно знает, что и так ничего для них не значит, но фантик — интересен, красив, заманчив, ‘‘нужен’’, и его это снова покупает с кишками. у сынмина быть полезным, быть важным вырезано осколком штукатурки на корке черепной коробки изнутри, там, где он заперт навеки в одиночестве, закрывая уши, лишь бы криков чудовища этажом ниже не слышать _ не разобрать. ради этого эфемерного, лёгкого, мимолётного — ухватиться не успеешь, исчезнет через мгновение, — разобьётся в ошмётки, чтобы не осталось ничего, кроме чужого громкого ‘‘спасибо’’, эхом отдающегося в пустотах внутри.
мы с тобою не умрём в один день, но вечером вместе умрут наши тени
сынмин пахнет, словно асфальт после весенней грозы глубокой ночью, а звучит как самая прекрасная мелодия, которую вы в жизни слышали и которая прилипает на недели, стоит только о ней вспомнить; у сынмина руки тёплые, теплее лишь улыбка, и он мастерски согревает в самую холодную зиму ( он её ненавидит, но любит свой единственный вязаный шарф цвета капучино ), даже просить об этом не надо. на каждое ‘‘ ты необыкновенный // чудесный // восхитительный ’’ глаза опускает и робко прячет за тонкими пальцами лицо — уджину никогда не надоест. сынмин весь соткан из крохотных, почти не заметных на первый, расфокусированный взгляд, но не замечать их сложно, если узнаёшь его поглубже, позволяешь себе окунуться в него с головой: вряд ли о таком пожалеть можно, потому что сынмин собирает коллекцию чаёв, ленится протирать очки, любит просыпаться пораньше, даже если ночью снова засиделся допоздна, а ещё рисует, хотя почти никому результаты не показывает. его любимый цвет — оранжевый, он мечтает праздновать дома хэллоуин и обожает дни рождения ( исключение: свой ), фотографирует почти каждый летний закат и хочет однажды весь мир объездить. он морщит нос смешно, когда чихает и смеётся, и его взгляд мягким светом искрится из глаз-полумесяцев, когда он улыбается; поражает, сколько всего может уместить в себе один такой крошечный человек, и поражает, насколько он может быть бесконечно прекрасным в своей — с виду — обыкновенности. сынмин по ощущениям — что-то вроде того самого заезженного осеннего вечера, когда за окном ливень, а ты сидишь под мягким пледом с горячим чаем и смотришь фильмы, слегка касаясь своим плечом чужого, и время замирает, почти что останавливается. он в груди растекается вязким теплом, сладкой патокой, а потом селится прямо под сердцем, там уже по полочкам расставляя любимые цветы и потертые книжки, каждую строчку каждой страницы которых знает наизусть.
мы так любим лежать на кровати, забивать на проблемы и ссоры, убивать время нам по приколу и ты знаешь меня лучше, чем знаю я
сынмин никогда не сможет узнать, насколько он нагло, абсолютно без спроса крадет уджиново дыхание каждым взмахом своих ресниц, и никогда не осознает полностью, насколько он прекрасен во всех своих крошечных мелочах и по отдельности, и одной единой красочной мозаикой. но у уджина ещё целая вечность впереди, чтобы попытаться ему об этом рассказать, ведь детские обещания — ’’ ты всегда будешь со мной, правда? ’’ — не нарушит.
у меня кроме тебя больше нет ничего; вокруг меня сосредоточилось зло, хочет сделать меня таким же, как оно, но я знаю, что это — говно.
/ / / / / / / / / / / / when we meet at orion's belt
знаю, сумбурно и как-то не очень понятно, но мне правда о ч е н ь нужен этот мальчик, да и, думаю, не только мне, но мне всё же особенно : } он в моём понимании довольно гибкий, так что сделать с ним можно всё, что угодно, я также ничего навязывать не хочу, поэтому на простор для полётов фантазии тоже рассчитывать можно. и на меня, как на постоянного соигрока, соотвественно ! пожалуйста, приходи, и я постараюсь сделать для тебя дом ❤ | |